Жила-была девочка – 2. Юность на границе тысячелетий - Виктория Трелина

Жила-была девочка – 2

Юность на границе тысячелетий

Виктория Трелина

© Виктория Трелина, 2016

ISBN 978-5-4483-4229-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

По многочисленным просьбам моих любимых читателей, и несмотря на моё обещание – не писать вторую часть, «Жила-Была девочка 2» всё-таки готова! Эта книга только для тех, кто читал «Жила-была девочка. Повесть о детстве, прошедшем в СССР». Даже так: только для тех, кто повесть искренне полюбил. Я знаю – таких много. И мне безумно приятно, что много.

Начиная писать первую книгу, я была уверена, что она, несмотря на бесхитростный сюжет и незамысловатый слог, найдёт своих читателей, тех, которые, прочитав однажды полюбят её навсегда. Я знала, что книга «выстрелит». И она выстрелила. Пять тысяч бумажных экземпляров распроданы очень быстро практически без остатка. Книгу в электронном виде продолжают читать очень активно, несмотря на отсутствие рекламы. Восторженные отзывы мне приходят регулярно. Конечно есть и те, кто уличал повесть в примитивности стиля, скупости мысли и схематичности повествовании. Куда же без критики? Не буду опровергать это мнение. Тем более, что оно абсолютно верно. Ведь книга написана от лица ребёнка, а позже —девочки-подростка, выросшей в спокойной маленькой деревне, воспитанной в мирном Советском Союзе. Девочки из простой консервативной семьи, боящейся всяких перемен и новых мест. Разве эта девочка могла написать иначе? Я уверена, что МОИ читатели: те, которые полюбили книгу с первых строк, которые перечитывают её по нескольку раз, которые пишут мне тёплые, искренние слова благодарности, совсем не глупые люди, и всё правильно поняли. Поняли, что задача повести вовсе не в мудрёности сюжета и высокохудожественном стиле, а совсем в другом… И эта задача была успешно выполнена.

Кстати, тем, кого раздражала «любовная тема» в первой повести, не стоит читать вторую часть. Любовная тема здесь будет. Её будет много. Куда же от неё деться? Девочка повзрослела. Возраст от шестнадцати до двадцати лет —это возраст любви.

Я не планировала писать продолжение повести, но в каждом втором отзыве была эта просьба. Меня спрашивали, как сложились судьбы подростков в дальнейшем, просили показать в социальных сетях прототипов героев книги, «требовали» вторую часть, чтобы всегда иметь под рукой возможность поностальгировать не только по восьмидесятым, но и по концу девяностых-началу двухтысячных. Ведь эти годы – уже тоже история, со своими атрибутами и «фишками», которые, конечно, не такие у всех одинаковые, как общее советское детство, но всё же… Тот, кто увидел себя в первой повести, найдёт частичку себя и во второй. Все же мы были студентами. Студент – это уже не ребёнок, но ещё и не взрослый. Студенческие времена – это, когда ты идёшь домой через парк, а тебе хочется покататься на всех аттракционах, но денег нет даже на один, денег у тебя только на проезд, и на булочку с корицей из университетского буфета. Но это тебя не сильно волнует… У тебя много других радостей: прогулять пары в беседке с однокурсниками, проехаться без билета в троллейбусе, на весь троллейбус посмеяться под недовольными взглядами уставших от жизни пожилых женщин, обсудить первого красавчика факультета, собраться в пятницу вечером у друзей в общаге, накопить денег на новую кассету с хитами сезона. Ну и, конечно, защитить диплом… Но до его защиты ещё столько времени-целая жизнь. Целая юная, кипящая страстями и эмоциями жизнь!

Приятного чтения, мои дорогие, мои любимые, моё родное поколение 80-х, повзрослевшие дети, выросшие в СССР!

Часть первая

Абитуриенты

Дорога в новую жизнь

Переезжали в город мы вместе с Маринкой Королёвой. Точнее, ехали мы не одни: дедушка на «Москвиче» вёз нас с мамой, Маринкой и её матерью до Прохоровского вокзала. Ехали молча. Накануне Маринкина мать устроила ей взбучку из-за Карася: запретила с ним встречаться, в общем. Ну типа: он взрослый, без образования, к тому же бухает, а Маринке надо учиться… ну и всё в этом роде. Между Королёвыми чувствовалось напряжение, которое передалось всем. Я сидела впереди, и в зеркало заднего вида наблюдала за Маринкой. Подруга была сама не своя: даже не просто грустная, а словно запуганная какая-то, не накрашенная, по лицу красные пятна – недавно плакала. Тётя Света с таким же лицом в пятнах, молча смотрела в окно. От неё веяло злостью. Видимо, скандал был сильный. Моя мама, оказавшись в этом облаке напряжения, тоже молчала. А дедушка, как всегда, сосредоточенно вёл машину. Я оставила тщетные попытки узнать у подруги с помощью вытаращивания глаз и вскидывания бровей в зеркало, что же всё-таки произошло (Маринка на меня никак не реагировала, потупив взгляд в колени).

Как-то плохо мы начинаем новую жизнь. Где же тот «добрый путь», в который учителя посылали нас всех на выпускном? Я улыбалась и храбрилась всё утро, чтобы не расстраивать дедушку с бабушкой, чтобы настроить себя на нужный лад, чтобы встретить новую жизнь достойно. Я не привыкла показывать своё плохое настроение. Меня учили, что это некрасиво. Хотя мне в душе ещё как грустно: детство закончилось, последний звонок прозвенел, впереди неизвестность. Отныне я должна буду жить в суетливом, недоброжелательном городе, в деревню – только в выходные, да и то не в ближайшие: нужно готовиться к вступительным экзаменам на филологический факультет.

В отличии от Королёвой, я сама решила, куда буду поступать. Не могу сказать, что сделала это как-то супер сознательно: просто филфак – почти единственное место, где не нужно сдавать математику, которая мне очень туго даётся. У меня гуманитарный склад ума, так говорила моя классная руководительница. А Королёва пойдёт в медицинский колледж, учиться на медсестру. Так решила тётя Света. У меня будет высшее образование, а у Маринки-нет. Мне вообще нет никакой разницы, но окружающие считают, что высшее образование – это круто. А ещё некоторые считают, что мне «с моим сельским аттестатом лучше забыть про этот БГУ» – так вчера сказал Макс, который в этом году перешёл на второй курс этого же университета.

Да, еще вчера вечером мы сидели на кормоцехе всей компанией, потом шли домой по освещенным редкими фонарями улочкам под лай собак, еще утром я проснулась на своей перине, ела бабушкину кашу, слушала умиротворяющее тиканье настенных часов, гладила мурчащую кошку… Стук нашей калитки, нянькины шаги в сенцах, привычное кудахтанье кур во дворе… Вдруг все эти, такие простые и обыденные вещи, показались мне такими милыми и нужными, такими родными и приятными… и такими далекими, навсегда утраченными… Слёзы предательски навернулись на глаза, в горле встал комок, и я слилась со всеми пассажирами нашей машины в тяжёлом облаке напряжения.

Мой пунктуальный дедушка, как обычно, привёз нас на вокзал глубоко заранее: до электрички оставался целый час. Час тяжёлого молчаливого ожидания. Людей в большом пустынном зале было, как назло, мало. Развеять облако, возникшее в машине, не получалось. Мы сидели в холодных зелёных вокзальных креслах, изрезанных ножичками. Под ногами тяжёлые холщовые сумки. На душе тяжелая тоска. Дедушка, почему-то решил не ждать прихода электрички, сославшись на сенокос. Он натянуто улыбнулся, видимо, тоже чувствовал облако, и, как можно бодрее, произнёс: «Ну, давай, внуча! Удачно сдать экзамены тебе. Не забывай нас». И тут комок в моём горле подкатил совсем близко, и я разревелась… Громко, в голос, с эхом на весь пустой вокзал.

Так захотелось снова стать маленькой, когда плачь помогал снять любое напряжение, когда слезами всегда добиваешься своего. Если бы можно было сейчас сесть в машину с дедушкой и вернуться назад в деревню, туда, где всё хорошо, туда, где нет проблем, где уют, тепло и во дворе кудахчут куры. Но, нет, нет, НЕТ! Так уже не получится. К сожалению, детство кончилось! От моего плача облако никуда не делось. К тому же разозлилась моя мама, проворчав что-то вроде того, что я веду себя так, будто уезжаю за тридевять земель навсегда. Дедушка, жалея меня, в свою очередь, разозлился на маму и начал объяснять ей, что «ребёнку тяжело менять привычный образ жизни». Я поняла одновременно то, что дедушка очень расстроен моим отъездом, и то, что я сейчас могу стать причиной «грозы из облака», собрав всю свою силу воли, проглотила комок и пошла провожать дедушку к машине…

Наш беленький «Москвич» уезжал, вздымая клубы пыли… уезжал туда, где сенокос, где райсобес, керогаз, туда, где «домик над рекою, в окнах огонёк», где кошка на лежанке, где всё так легко и уютно, туда, где осталось моё детство…

Я смотрела вслед своему уезжающему на белом «Москвиче» детству, и уже не плакала, плакать было бессмысленно…

Новая жизнь начинается